Мы сидели в институтском буфете и лакомились… словами.
— Аквилон… — мечтательно улыбаясь, почти пропел Сергей Венедиктович.
Мои губы невольно дрогнули в ответной улыбке.
— С вашего позволения, сударь, это сильный северный ветер, а у древних римлян — один из мифических богов, олицетворявший этот ветер.
— Ответ исчерпывающий, Георгий Алексеевич. Теперь ваш ход — я весь внимание…
— Смею обеспокоить вашу благороднейшую память словом «алькасар» …
Сергей Венедиктович прикрыл глаза и, тихонько покачиваясь я удобном пластмассовом кресле, принялся томно повторять: «Алькасар, алькасар…» Было видно, что это доставляет ему чувственное наслаждение.
Какая потрясающая звуковая гамма в названии укрепленных испанских замков, — слышно, все еще находясь в сладкой неге, сказал он. — Эти замки обычно строились в мавританском стиле… благодарю, коллега, за полученное удовольствие… Чем бы мне вам ответить?
Вот, пожалуйста, — Аяксы.
-Ну-у, обижаете, милостивым государь… Кто же не знает неразлучных друзей из гомеровской «Илиады», двух героев, сражавшихся греческом войске против троянцев?! Не обессудьте, но я загадаю лам загадку похитрее. Афелий!
— Может, Афелия? — с надежной переспросил Сергей Венедиктович.
Нет, сударь, —предчувствуя удачу, отрезал я. — Вы не ослышались — афелий!
Сергей Венедиктович сжался в упругий комок. Глаза его замерли на невидимой точке пространства. Утренней росой проступило на высоком челе титаническое внутреннее напряжение.
Наконец уха моего коснулось благостное:
— Сдаюсь… Я не знаю, что такое афелий…
— Афелий — это наиболее уделенная от Солнца точка орбиты какой-либо планеты!
Я сорвался с кресла, пробежал метра три, подпрыгнул и вонзил в воздух стиснутый добела кулак — как это делают все футболисты мира, когда поражают ворота соперника. Для полного счастья мне не хватало только ревущих зрителей и партнеров, с которыми можно было бы облобызаться. Так я открыл счет в нашем очередном лингвистическом матче.
К половине двенадцатого, как обычно, мы разыграли «АБВГДейку», — то есть проверили эрудицию друг друга в пределах слов, начинающихся на первые пять букв алфавита. По правилам, разработанным нами еще год назад, каждый дуэлянт делал по пять словесных выстрелов на одну и ту же букву, неукоснительно следя при этом за эстетикой слова. Если кто-то вдруг «стрелял» жаргонизмом, он, что называется, забивал гол в свои ворота…
Увы, после «АБВГДейки» счет был уже 3:2 в пользу Сергея Венедиктовича. Он, как оказалось, не подозревал, что Брахма — верховное божество индуистской троицы (Брахма, Вишну и Шива), а я жил в неведении, что вольтфас — внезапный поворот лицом к преследующему, гавиал — узкорылый крокодил длиной 5—6 метров, делирий — бред со зрительными галлюцинациями.
Я алкал реванша, с языка уже сорвалось изящное, как газель, слово «Ипокрена» (буквы «е», сок», «з», как известно, непродуктивны и мы их давно исчерпали), когда дверь отворилась и вошла наша буфетчица Валентина Ниловна. Полоснув нас свирепым взором («Ну ты подумай — ужо сидять! Управы на вас нету!»), эта женщина-ретроград заняла свое рабочее место и яростно загрохотала ножами-ложками-вилками. В качестве защитной меры мы уперлись локтями в столик и сблизились головами…
— Ипокрена — это волшебный источник на Геликоне, — сказал мне в нос Сергей Венедиктович, — источник муз, забивший от удара Пегаса копытом… Очень красивое слово, коллега, вы сегодня в отличной форме… А вот поясните, сделайте одолжение, что такое иглу?
Я поднял руки. Захлестнутый половодьем радостных чувств, Сергей Венедиктович снова опалил мой нос своим дыханием:
— Иглу — это ледяные хижины куполообразной формы у эскимосов! Простите за неэтичное напоминание, коллега, но вы проигрываете 2: 4.
Отыграть одно очко мне удалось лишь на букве «к». Срезал соперника Кааба — мусульманский храм в Мекке, в стену которого вделан черный камень, якобы упавший с неба. Буква «л» не принесла перевеса ни одной из сторон, но уже на «м» Сергей Венедиктович снова резко ушел вперед, вежливо объяснив мне, что марина — вовсе не женское имя, а картина, изображающая морской вид, а монтекристо — отнюдь не граф, а система малокалиберных ружей и пистолетов.
В этот момент Валентина Ниловна широко распахнула двери буфета, и его тотчас стали заполнять сотрудники института. Значит, уже час!
Как говорится, на обеденный перерыв команды ушли при счете 3:6 не в нашу пользу. Но это лишь так говорится. На самом деле мы, как послушные дети, опрометью кинулись к Валентине Ниловне и, опередив всех, получили из ее недовольных рук по порции салата, сосисок и по стакану чая. Сметя все это в считанные секунды, мы побежали в свой отдел. Сослуживцев не было, мы наспех устроились между кульманами в глубине комнаты и немедленно принялись за работу.
Нанду!
Страус! Водится в степях Южной Америки.
Ответ точный. Ваш ход, Сергей Венедиктович.
Наутилус!
Род головоногих моллюсков! Водится в Индийском океане, но к капитану Немо отношения не имеет… Теперь мой ход. Негус негести!
М-м.… э-э…
Время, Сергей Венедиктович, время! Обеденный перерыв кончается, сейчас сюда нахлынут орды товарищей по работе…
Сдаюсь…
То-то. Негус негести — это «царь царей», некогда титул императора Эфиопии… Ваш ход…
— Ню!
Не понял.
Вижу — не знаете. Ню — это изображение обнаженного тела!..
Как мы себя ни подгоняли, а к концу обеда добрались лишь до буквы «п». Вообще эти 40–50 минут, которые мы проводили в отделе, всегда были крайне мучительными: чувствуя себя затравленными зайцами, мы то и дело озирались на дверь — не вошел ли начальник, нервничали, спорили, дулись и даже сердились друг на друга. Но куда было податься, если все остальные помещения кишмя кишели жующими и гомонящими сослуживцами!..
Как только в отдел вплыл первый сытый сотруднику мы резво вскочили и, подхватив с чьего-то стола чертежу двинулись ему навстречу, деловита тыча пальцами в кусок ватмана и неразборчиво споря: пусть видит и другим расскажет, что некоторые работают даже в обед!
Выйдя на лестницу — наше постоянное прибежище на те 10—15 минут, в течение которых сослуживцы расползались по своим рабочим комнатам, мы в темпе блиц разыграли букву «л».
Совершенно неожиданно блиц принес мне два очка: Сергей Венедиктович не ведал, что прозрачным словом «парасоль» французы называют зонтик от солнца, а рычащим «парфорс» — они же — колючий ошейник.
Но когда мы возвращались в нашу тихую, уютную обитель—буфет, Сергей Венедиктович грациозно отомстил мне латынью:
— Репетицио эст матэр студиорум!
Гулко, точно в соборе, прокатились по опустевшему коридору звуки божественного языка.
Заметив, что я похлопываю ушами, он перевел:
— Повторение— мать учения! Так-то, коллега!
Счет стал 8: 6 не в мою пользу.
К букве «с» и к буфету мы подошли одновременно. И в этот миг дверной проем начал заполняться… начальником нашего отдела Иваном Лукичом. Медленно и долго — по причине необычайной тучности — выплывал он из буфета, промокая лицо платком размером с простыню.
— Здравствуйте, разлюбезные мои научные сотрудники! Как мило с вашей стороны, что вы навестили свои рабочие места, — сардонически зарокотал Иван Лукич. — Однако, с чего вдруг такая блажь, что это вы здесь делаете?
— Играем, — машинально бухнул я. И, хотя тотчас моя ладошка хлопнула по моим же губам, пытаясь загнать обратно предательски вырвавшееся слово, было уже поздно…
— Объяснитесь! — Теперь Иван Лукич походил на грозовую тучу в полнеба.
Мы стояли, потупившись, как не выучившие урок недоросли. На моих ушах можно было жарить яичницу. Сергей Венедиктович усердно полировал половицу носком ботинка. И тут, видимо, вспомнив, что чистосердечное признание облегчает участь преступника, он поспешно принялся излагать суть нашей лингвистической игры. Перепугавшись за свою участь, я перебил его и довершил объяснение.
— Оч-чень интересно! Следуйте за мной. — Интонация Ивана Лукича была «многообещающей».
По дороге в кабинет начальника Сергей Венедиктович, сорвавшись на пошлый жаргонизм, шепнул мне:
Строгача не миновать!
И нотаций на полчаса, — тоскливо добавил я.
От Ивана Лукича мы вышли в 18.15. То есть только через 15 минут после того, как в институте вымерло все живое. Но мы не вышли, мы выползли — опустошенные, измочаленные, испепеленные. Четыре часа Иван Лукич в диком темпе гонял нас от «А» до «Я», являя нам чудеса эрудиции и побивая то древнегреческим, то старославянским. Разгромив нас в пух и прах, он приказал:
— Завтра в 9.00 назначаю вам матч-реванш.
Попрошу без опозданий.
В. ПОБЕДОНОСЦЕВ
