Подлинная фамилия Жоржа, или, как его называют в обиходе, Жоржика была Будовниц. Но в один прекрасный день Жоржик Будовниц объявил себя Буденным, Жоржем Буденным.
Да и в самом деле, чего ему было стесняться? Почему не стать почетным однофамильцем выдающегося героя, если, скажем, в столице есть некий поэтик Чичерин—однофамилец Наркома, и ничего: живет-поживает, стишки пописывает…
Итак, без загвоздок Жоржик стал Буденным.
Было это уж после того, как окончательно склонился Жоржик к красным, т.-е., когда красным не грозила уже больше эвакуация.
А к тому времени, когда «умолкли громы боев», Жоржик служил в совнархозе, знаменуя признаки своего существования стуком «Ундервуда», Совнархозовский аноним не обошел Жоржика, поддел такими стишками:
«Изящный френч… портфель под мышкой
Куда, какая видно шишка…
Представьте—шишка просто прыщик
Жорж в совнархозе переписчик» .
На службе Жоржику приходилось заполнять анкеты по три экземпляра через каждый день.
В анкетах Жоржик попеременно писал о себе: «трудящийся», «трудовик» и лишь изредка— «трудовой интеллигент».
Спросили его—почему он именует себя «трудовиком». В ответ Жоржик извлек из бумажника серую книжечку формата прежнего паспорта. Развернул ее на первой странице, ткнул туда пальцем:
— Ну что, какая это книжка? Что тут написано? Трудовая? Чья она? Вот видите!
Но, когда дело дошло до чистки учреждения от нетрудовых элементов, Жоржика сократили.
И теперь к труду Жоржик имел лишь то отношение, что состоял в качестве безработного на бирже труда да получал пайки и трамвайные талоны.
Однако «положение обязывает». Вот это самая известная фамилия—Буденный плюс безработица толкнули Жоржа Буденного в ряды Красной конницы.
Теперь Жоржик ничем не рисковал: армия не воюет, служить в ней безопасно, а что касается лошадей, то гм… правду сказать, Жоржик предпочитал коня в оглоблях, и чтобы между Жоржиком и лошадью сидел на козлах синий, хлещущий вожжами, армяк. Впрочем, от прямого соприкосновения с конским составом Жоржик отклонился и в красной коннице: его зачислили помощником библиотекаря при корпусном посекре, что не помешало Жоржику облечься в красное галифе, звенеть шпорами и украсить левый рукав золотой подковой с двумя лошадиными мордами, шитыми бисером.
Слух пошел по комендантскому эскадрону:
— Слыхали, бражка, к нам на службу сам Буденный прибыл?
— Буденный, да ну?
— Вот и ну!
— Семен Михайлович?
— Не! Гиёргий. Наверной— племянник!
— Ездок поди? Держись теперь наши—всем нос утрет.
— Кто его знает? Шпоры-то он носит, но только сам в библиотеке сидит, канцелярист.
Кавалеристы за что возьмутся—не отстанут. Послали в библиотеку «цидулку» и вызвали Жоржика к себе на манеж.
Пришел. Его окружили.
— Товарищ Буденный, а ну покажьте нам на етом пегом дядюшкину выучку. Лошадка добрая.
Жоржик побледнел:—Пардон, товарищи! Я не могу принять вашего приглашения. Я сейчас не в настроении.
— Ну что там! Какие у кавалериста настроения. Сел и понес!
— А если понесет?—трепетно осведомился Жоржик.
— Эге,—перемигнулись кавалеристы,—не в дядюшку.
Р-раз и с одного маху посадили Жоржика на коня. Конь рванул, еле Жоржик успел зацепиться пальцами за гриву. Поводья выпустил. Ногу прочно по самый каблук в стремя всадил.
— Снимите, товарищи!
— Эх ты, а еще Буденный!
Сняли. Покачали только голосами. Но сам Жоржик с того кавалерийского почина на пехотинцев смотрел не иначе, как с презрением. Знакомке же Ниночке в альбом начертал:
«Вы прекрасны словно роза,
Но есть разница одна:
Пехотинец любит прозу,
Кавалерист—стихи и тебя,
т.-е. вас, милая Ниночка».
Недолго, однако, после того Жоржик в кавалеристах пробыл.
Присмотрелись к нему, прощупали насквозь и по формуле «качественно за счет количественного» сократили Жоржика из Красной армии — «демобилизовали по возрасту», выражаясь военным языком.
И вновь Жоржик Буденный переброшен с «боевого» на «трудовой» фронт и вновь Жоржик на бирже труда. Но уж очереди не признает, размахивает локтями, брызжет слюной, куда там!—фистулит вовсю:
— Мало я на фронте страдал? Да чтоб я? да в очереди?! Что-о?!
Демобилизованным без всякой очереди. Мы демобилизованные!!! нам, демобилизованным!!!
Л. МИТНИЦКИЙ
Ухи… Слухи… и Старухи.
В «Руле» опить появилось сообщение, что вся Украина объята восстанием
и под Москвой идут бои. Во главе движения, атаман Кочедык.
…Ухи, слухи и старухи… Слухи в ухи так и прут… Ухи в слухе, слухи в ухе… Прямо форменный капут!
«Новое время»—«Под Симбирском гул сраженья, под Самарой страшный бой. Кремль назначен для сожженья. Все бегут на перебой… Большевицкого дурмана кончен, кончился полон… Рать ведут два атамана: Кочедык и самогон».
«Руль»—«Вся Тамбовщина восстала, Малороссия в огне. Русь монарха пожелала, образумившись вполне. Вся страна в огне и дыме. Разбежался большевик. По стране летает имя:—полководец Кочедык»…
«Последние Новости» — «Харьков взят войсками Носке. До столицы—перегон. На Тверской сидит в киоске с пулеметом Самогон. Взяты Кунцево с Ходынки. Церкви взорваны в Кремле. Царь воссядет без заминки на очищенной земле…
ТАРАС ТЫКВА
страница 10
