Причудливо перемешались в городе Печоры, Псковской области, век нынешний и век минувший. Из уличного репродуктора разносится сообщение о полёте третьего советского спутника… И вдруг диктору начинают аккомпанировать малиновым перезвоном колокола здешнего Псковско-Печорского монастыря.
Завоеванный космос — и тень средневековья!
А шагните во врата «благодатной» обители. Как густо пахнет на вас давно минувшими веками!
Нет, не так уж виноваты в этом окружающие монастырь седые стены и башни Печорской крепости, о которые когда-то разбивали свои крепкие лбы ливонские рыцари.
Не более виноваты и позлащенные звездоносные купола и звонницы семи церквей, «изрытых» в горе или вознесенных на вершины. Эти творения зодчих псковитян недаром охраняются, как памятники архитектуры.
Дело тут в обители «отрешенных от мира сего». Община, правда, не чуждается достижений современности. Есть здесь электричество, водопровод, в хозяйстве — автомашины.
Под надписью на карнизе беседки: «Господи, даждь мне воды живыя»—тарахтит бензиновый мотор, качающий воду из артезианского колодца.
И, должно быть, для того чтобы совсем приблизиться к современности, модернизировано название обители. Раньше она именовалась «первоклассным мужским монастырем», теперь ей присвоено гибридное название: «Монастырь-музей»!
Неумолимая администрация предупреждает граждан: «На территории монастыря-музея запрещается рвать цветы, мять траву, ломать деревья, курить, шуметь… Виновные будут привлекаться к ответственности».
Но вот вы движетесь со свечой в руке за монахом-экскурсоводом по кромешно темным ходам музейной пещеры и слышите елейные слова:
— Эта пещера богом зданная! В стенах ее заложены гробы давно погибших защитников крепости и усопших иноков.
Есть гробы недавно умерших монахов. Но обратите внимание: запаха тлена совсем нет…
— А чем это объяснить? — спрашивает любознательный экскурсант.
— Святое место, — ангельски кротко ответствует экскурсовод.
Это—монастырское чудо № 1.
Есть, правда, и другой вариант объяснения свойств пещеры. Его вы можете услышать из уст самого настоятеля монастыря, отца Августина:
— Процесс разложения в пещере, конечно, есть, но очень замедлен. Там постоянная довольно низкая температура, очень сухо, темно, песчаник стен пористый и, очевидно, поглощает запахи тлена.
— А почему же ваш экскурсовод Сергий дает другое объяснение?
— Он верующий, что же вы от него хотите? Если он будет объяснять все с материалистической точки зрения, то перестанет быть верующим.
Неизвестно, случился бы такой грех с монахом или нет, но верующие наверняка перестали бы скоблить стены пещеры и уносить с собой «святой» песок.
Таких двухвариантных «чудес» (вариант для верующих и вариант для неверующих) в монастыре и близ него немало.
Зябко дремлет под заснеженной крышей часовни колесо колодца-ветерана, ровесника крепости. Редко спускается бадья в хлюпающую темень колодца. Но два раза в год — в декабре и августе — прихлынут вдруг к колодцу толпы паломников. И в эти дни бадья без отдыха ныряет в колодец и выносит на поверхность воду, ставшую уже… целебной. Паломники разносят и развозят ее по домам кто в пузырьке, кто во вместительном бидоне.
— Верующие берут освященную молебствием воду.
В брошюре о «первоклассном мужском монастыре», изданной еще в прошлом веке (ее можно прочесть здесь же, в монастырской библиотеке), черным по белому значится: «Вода сия уважается поклонниками и, употребляемая с верою, служит врачеванием от глазных и других болезней».
Чем не рекламный проспект водолечебницы, основанной на святости и чуде!
Продирается через толпу в дни стечения верующих воинствующая кликуша без определенных занятий и вещает:
— А ведь вода-то эта врачует от всех болезней. Сама ею излечила глаза. Вот лопни они у меня, если вру!
Глаза ее не лопаются, смотрят довольно нагло. Значит, чудо доказано!
А вот лежит вросший в землю валун—Титов камень. Никто в Печорах не обращает на него внимания. Но наступает день особенный, вторник на Фоминой неделе, и потянутся вдруг к валуну украдкой невесть откуда прибывшие страждущие.
В день этот якобы приобретает Титов камень силу чудодейственную. (А не верите, спросите у бабки Агафьи!) Если к камню приложиться в обнаженном виде, да потереться больными местами, да еще оставить около него часть одежды и, сколько не жалко, денег, то изгоняет он всяческие хворобы.
Стоит в два обхвата дуб, тоже ровесник крепости. За полтысячелетие он не поддался никаким дубовым листоверткам и въедливым древесницам. Но с некоторых пор подвергся дуб нападению доселе невиданных короедов. Пустил кто-то молву, что если погрызть кору этого великана прямо со ствола, то прежде всего утоляются зубные боли. Жаждущие исцеления зубов паломники так усердно налегли на дуб, что вскоре бесстыдно оголили старика и начали вгрызаться в древесину.
Ради спасения дуба от неминуемой гибели пришлось его огородить.
Спросите отца-монаха:
— Откуда же все эти сведения о чудодейственности камней и деревьев?
Отец-монах, внешне соблюдая нейтралитет, ласково забормочет в ответ на ваш вопрос:
— Народные поверья… Святое место… Если с верой и надеждой…
Только странное дело: буде инока зубная боль заставит лезть на стену, бежит он не к дубу, а в поликлинику! Совсем занедужит — вызывает врача в келью и просит лекарств, а не воды из упомянутого колодца.
Или едет к настоящим целебным водам — в Кисловодск, Ессентуки, Железноводск…
Гибридный титул «монастыря-музея», древняя история крепости, природная красота здешних мест привлекают в Печоры, особенно летом, массы туристов. Едут со всей Псковской, из Ленинградской областей, из Эстонской Республики и многих других мест страны.
А кто их встречает?
Печорский краеведческий музей имеет армию научных сотрудников в …два человека. Эти подвижники истории в состоянии обслужить лишь маленькую долю экскурсий: ведь в летние выходные дни скапливается здесь до сорока автобусов.
Обращался директор музея в областные организации, просил усилить их «армию» экскурсоводами, да все без толку.
Деятельность краеведческого музея постепенно ограничивается лекциями только по истории города Печоры. К тому же на территорию монастыря работники городского музея экскурсии вообще перестают водить, ибо просветленные духом отцы-монахи встречают их взглядами зело мрачными, всеми правдами и неправдами мешают работать. И успешно мешают: как-никак, в монастыре семьдесят штатных единиц против двух музейных.
Поток неверующих, смешавшись с ручейком верующих, вливается в ворота монастыря-музея и поступает под благое руководство экскурсоводов в рясах. Капают в души молодых людей, школьников елейные слова:
— Святое место. Необъяснимые явления природы. С верой и надеждой…
И хочется спросить:
— Если это музей, то при чем тут монастырь? Если это монастырь, то какой же это музей?
В. КУКАНОВ
