Сегодня, уважаемые читатели, хотелось бы нацелить ваше внимание на некое немаловажное свойство человеческой натуры, в просторечии именуемое совестью.
Тончайшая материя! Не разглядишь совесть даже в самоновейший микроскоп, не измеришь, не взвесишь, не пощупаешь. Кажется, и не материя — это вовсе, а нечто неуловимо-эфемерное, словно обещание управдома отремонтировать водопроводную трубу.
Это не случайно подвернувшаяся метафора.
Вот уж скоро год, как в квартире ветерана войны Д. Шаматовского, проживающего в городе Геническе по улице Гоголя, 61, прорвало трубу и широкие ручьи, весело журча, залили квартиру. Хозяин квартиры, в прошлом офицер Тихоокеанского флота, припомнив опыт заделки пробоин в корабельных трюмах, тряхнул стариной и перекрыл водопроводный фонтан с помощью куска резины и проволоки. После чего, естественно, нанес официальный визит управляющему домами Л. П. Макарчуку и вручил ему проникновенное заявление. В связи с чем управляющий дал не менее проникновенное обещание:
— Потерпите малость — будет сделано!
Сначала у т. Макарчука не было ни карбида, ни электрода, зато был сварщик. Потом все необходимое нашлось, но сварщик потом сварщик поправился, но куда-то запропастился слесарь сантехник. Еще потом слесарь объявился, но долбить пол возле трубы с презрением отказался.
Как вы, наверное, догадываетесь, каждый этап данного противоборства был отмечен очередным заявлением одной конфликтующей стороны и очередным обещанием другой.
В конце концов ветеран поплевал на ладони и взялся, но теперь уж не за перо, а за молоток и зубило, и сам вырубил бетон возле трубы. Да так ловко, что пробил пол насквозь, причем аккурат над подвальной мастерской, отчего открылась редкостная возможность общаться с гордецом сантехником повседневно и с глазу на глаз. Впрочем, общение это не привносит в безысходную проблему прохудившейся трубы ничего принципиально нового.
— Так как же будет с ремонтом? — тоскливо спрашивает каждое утро ветеран, припадая к бреши в полу.
— А никак, — снисходительно откликается снизу слесарь. — Такой, трубы, какая у вас лопнула, в нашей конторе не было, нет и не будет никогда.
А тем временем воды, струящиеся из больших и малых водопроводных дыр, сливаются с одами небесными, и пейзаж с видом на дом № 61 отчасти напоминает уже венецианский.
И, конечно, стекаются к т. Макарчуку жалобы по этому поводу и, конечно, отвечает он на них в своем привычно бодром стиле:
— Повремените чуток — будет сделано!
«Где ж у таких руководителей, — спрашивает редакцию Д. Шаматовский, — сознание служебного долга, чувство ответственности, где совесть, наконец?»
Ну что тут ответишь?
Коли есть у них совесть, то должна она гнездиться в положенном месте, хотя и в загадочном еще Владимир Даль называл совесть «тайником души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка». Кто знает — одобряет т. Макарчук в глубине души свое вероломство или осуждает? Или, быть может, не задается вовсе таким вопросом, полагая просто и безмятежно, что, мол, день прошел и слава богу? И это, пожалуй, вероятнее.
Говорят же: «У кого совесть чиста, у того подушка под головой не вертится» а если это верно, то подушка-т. Макарчука должна вращаться на таких скорых оборотах, что слать ему было бы никак невозможно.
А между тем ему спится спокойно.
«Делай по совести!» — призывает народная мудрость, и трудно вообразить себе, сколь разумнее, успешнее, веселее шла бы вся наша жизнь, если б каждый держался этого золотого правила. Так нет же, не вертится подушка под головами тех соотечественников, что делают свою работу без малейшего уважения к ней, а стало быть, и ко всем тем, кому выпадет с продуктом этой «работы» столкнуться, то есть ко всем нам, без уважения, следовательно, к обществу, народу, государству и в конечном счете к самим себе.
Но не потому подушка не вертится, что совесть у бракоделов чиста, а потому, что недоразвита она, хила и безгласна, а если, когда уж невмоготу, и пискнет, тут же будет придушена тупым расхожим цинизмом:
— И так сойдет… Авось, обойдутся… Небось, перебьются…
Вот один из бесчисленных образчиков делового применения этой морали: Эти цветочные горшочки сработаны на Новосибирском заводе пластмасс. Купили их работники областного отдела по делам архитектуры и строительства города Абакана. Купили, посадили в них цветы, поставили на подоконники в своей комнате. И углубились в дела архитектуры и строительства. Но ненадолго: что-то звонко хрустнуло, и один горшок треснул на манер перезрелого арбуза. Потом другой, третий… К концу рабочего дня из двадцати нежно-голубых горшочков в живых осталось два.
Не знаю, как вам, дорогой читатель, а мне хотелось бы увидеть этот снимок в приемной директора завода пластмасс. Или еще лучше, на заводских воротах. В увеличенном виде и в пластмассовой же рамке тоже, разумеется, с трещинами вдоль и поперек. И с подписью: «Мы трудимся здесь ежедневно в поте лица, чтобы производить вот такую продукцию».
И объявить бы особым приказом министра по всем пластмассовым предприятиям страны, что этот снимок будет снят только после того, как завод в течение месяца не выпустит ни единого ущербного изделия.
Жестоко?
Может быть. Но что предлагаете вы? Как вытравить позор беспардонного «тяпляпства», чем обуздать бессовестную братию, там и сям подрывающую здоровье нашего хозяйственного организма? Ведь жалкие голубенькие горшки — только грошовый пример безответственности, очковтирательства и головотяпства, пожирающих миллионы рублей, человеко-часов, неведомых единиц нервной энергии.
А между тем бывает и нелегко опознать шкодливого бессовестника — он автографы оставлять не любит. Доищись, кто из строителей автодороги Москва — Рига шесть лет назад бросил безжалостно этот красавец экскаватор у деревни Задемьянье Калининской области?
Хотя, конечно, это тогда он был красавцем, а теперь всего-то груда ржавого металла и сегодня, пожалуй, совесть нечиста уже и у работников местного «Вторчермета», уповающих, что придут-де наконец пионеры и с помощью горна и барабана отбуксируют экс-экскаватор к пламени мартена…
Неуловимая, как бы даже призрачная материя, тайник душам… нравственное сознание… чувство, отвращающее ото лжи и зла… неосязаемое нечто… Но как явственны, весомы и зримы на земле следы этой тонкой материи, совести, — либо, наоборот, бессовестных следы.
Науки спешат вперегонки, и можно верить, что будет построен прибор, измеряющий количество совести, — совестемер. Тогда кадровые вопросы будут решаться, конечно, проще и надежнее. Но и сегодня, когда мы судим о совести человека только по его поступкам и деяниям, каждый бессовестник может — и должен — быть обнаружен.
Александр ВИХРЕВ
