Семейство Кирпичевых среди друзей и знакомых считается передовым и культурным. Кирпичев где-то служит, даже в двух местах, но не обременительно и с выгодой. Супруга его, Полина Николаевна, не служит, но занята гораздо больше, чем муж. На всех выдающихся театральных премьерах, общественных просмотрах, в клубах работников искусств и литературы всегда можно увидеть Полину Николаевну, а иногда и с мужем.
В доме у них большой процент модной утвари и ширпотреба. Часто собираются гости. Короче, это «салон», в который некоторые добиваются попасть.
На одном из последних приемов супругов Кирпичевых был старый их знакомый — инженер Вдовецкий. Явился он не один, а привел с собою скромного молодого человека в очках, которого отрекомендовал хозяйке как своего друга.
— Милости просим,— ответила Полина Николаевна, сверкая улыбкой, которую она вот уже семнадцать лет, не снимая, носит на своем лице.
— Друг мой Алексей Петрович Кабенкин. Представьте, фольклорист.
— Чего? — чуть подняв брови, переспросила хозяйка.
— Фольклорист, я говорю. Изучает народное творчество—ну, знаете, там обряды, сказки, игры… Он сейчас в Сибири четыре месяца изучал какие-то тамошние народности…
— Милости просим! — еще раз сказала Полина Николаевна, восстановив свою улыбку.
Она любезно представила нового гостя собравшимся, что, впрочем, особенного интереса не вызвало. Гости, как-то сразу угадали, что новопришедший не относится к числу московских знаменитостей, с которыми стоит быть повнимательнее. Кабенкин скромно сел в уголку, а Вдовецкий врезался в кучу друзей и знакомых и сразу же зашумел про общеизвестные московские дела.
Между тем вечеринка шла своим чередой: поговорили, потанцевали, закусили и разошлись. Вдовецкий, надобно заметить, ушел несколько раньше «ежели его провинциальный друг. Поэтому на другой день при встрече Вдовецкий спросил у Кабенкина:
— Ну как, понравилось тебе у Кирпичевых, а? Не правда ли, культурный дом?
Кабенкин промычал что-то не очень внятное.
— Что там было после того, как я ушел?— опять спросил Вдовецкий.
Тут Кабенкин значительно улыбнулся и, вынув из кармана несколько листков бумаги, произнес:
— С удовольствием отвечу на твой вопрос.
Я ведь по своей профессиональной привычке записал весь вчерашний обряд.
— Какой обряд?! — выпучив глаза, залепетал Вдовецкий.
— Ну то, что вчера было у Кирпичевых. Так сказать, обряд посиделок, принятых у некоторой части москвичей. Да я тебе просто прочитаю:
И Кабенкин прочитал нижеследующее:
«В комнате, где происходит так называемая вечеринка, собираются женщины, наряженные в яркие платья, и тут сразу же начинается обряд, который мы условно назовем взаимооценкой платья. Женщины оглядывают и ощупывают друг на друге платья, чулки, сумки и содержимое сумок, приговаривая специальную приговорку: «Где вы достали, где вы набрали, просто, но мило, мило, но просто, очень со вкусом, неужели наше, не заграничное, скажите, как мило, просто, но мило, мило!»
После того как этот обряд закончен, все переходят к исполнению обычая, который называется «сплетни плести». Одна из женщин складывает руки на груди, и первая говорит про кого-нибудь из общих знакомых:
— Слышали? Такая-то разошлась с таким-то.
Прочие женщины хором причитают в ответ короткий причет: «Какой ужас, какой ужас, какой ужас!..» (до семи раз). Потом другая женщина сообщает, что кто-то сошелся с кем-то. И опять все причитают: «Какой ужас!..» И так до тех пор, пока не помянут всех знакомых, каких можно помянуть…
После этого из группы мужчин выделяется одни мужчина и говорит так, чтобы слышно было и мужчинам, и женщинам: «Такой-то уволен оттуда-то…» Женщины отвечают известным уже нам причетом («Какой ужас!»),
а мужчины на разные голоса повторяют: «Я это всегда говорил, я это предвидел».
Потом мужчины уходят в дальний угол комнаты и рассказывают шопотом непристойности, а смеются громко. Женщины же кричат хором: «И нам, и нам, и нам расскажите».
Потом все женщины начинают выталкивать из своей группы ту, которая умеет петь. При этом многие приговаривают: «Среди нас находится такая-то, пусть она споет, просим, просим». Тут и мужчины и женщины бьют в ладоши, а та, которую просят, немного кобенится и садится к роялю. Женщины на таких вечеринках обычно поют низким голосом, а если у кого голос высокий, то нарочно его понижают. Поют что-нибудь любовное и с упоминанием о, цыганах. При чем тут цыгане, выяснить не удалось.
После пения начинаются пляски. Один из гостей заводит механический музыкальный инструмент, который здесь называется «патефоном». Патефон играет разные мелодии, но танцуют все один танец. Мужчина кладет женщине правую руку на спину, а женщина кладет мужчине левую руку на плечо. Обе оставшиеся руки подымаются кверху и здесь образуют рукопожатие. Приняв такие позы, все начинают топтаться и толкаться на одном месте.
А те, кто не танцует, переходят к сплетням о хозяевах. А в это время хозяйка и хозяин обходят всех гостей и зовут к столу. Гости ломаются и не сразу идут к столу. Угощение подается очень острое: рыба, заготовленная с перцем в железных банках, сырая рыба, выдержанная в бочках с соленой водой, мясной фарш с мелкими кусками сала, сохраняемый в кишках животных, и прочее. Напитки тоже горячительные. Главным образом спирт, получаемый из картофеля и разбавленный до 40 градусов, перебродивший виноградный сок и виноградный спирт под названием «коньяк».
После нескольких приемов напитка лица у всех краснеют, и все говорят, не слушая и перебивая друг друга. Некоторые женщины обращаются тут к своим подругам с едкими словами: например, указывают на то, что данная женщина плохо выглядит, постарела или носит такое платье, которое давно уже не носят. Мужчины ищут повода затеять ссору, и когда находят такой повод, то кричат один другому ругательства, а те, кто еще не поссорился, разнимают их.
Расходятся все под утро огорченные. В прихожей производится обряд рукопожатия, и все друг друга благодарят за компанию, за гостеприимство, за внимание. За сплетни и за ссоры не благодарят. В подъезде происходит заключительный обряд вечеринки: все уходящие произносят заклинания про свою ногу: «Ноги моей здесь больше не будет…»
На этом запись Кабенкина кончилась. Он сложил свою рукопись и, подняв глаза на Вдовецкого, сказал:
— Как хочешь, а у нас в Сибири обряды куда приятнее и культурнее…
В. АРДОВ
— Наконец-то директор не пускает хулигана в клуб!
Что вы, это хулиган не пускает директора.
Верное средство
Гоните, гоните Амура
И стрелы ломайте его.
(Из старинного водевиля)
Зачем же гнать? Зачем же в шею?
Не так я стар, не столь я хмур.
Простой пиджак от Москвошвея —
И—-кончено! — погиб Амур.
Не вещь, а барсовая шкура!
Надену — и на мне броня.
И никакой стреле Амура,
Конечно не пронзить меня!
ИОСИФ УТКИН
Доска приказов
ПРИКАЗ № 123
По Михайловскому РОНО Запорожской области от 23/IX 1939 года.
§ 1
Присланный в распоряжение Михайловского РОНО учитель Гохштетской средней школы тов. 3. за невыход на работу 22/IX 39 г. пояснил, что он 22 IX 39 года был совершенно больной благодаря тому, что кто-то 21 IX 39 года подшутил над ним и в буфете с. Гохштет в пиво подмешал водки.
Тов. 3. молодой учитель, не пьющий (по рассказам его товарищей) после одной кружки пива, быстро захмелел и уйдя домой заболел. В с. Гохштет врача нет, оказать помощь не нашлось никого, в результате чего тов. 3. на работу не вышил.
§ 2
Руководствуясь изложенным тов. 3. на работу восстановить объявив ему выговор за неосмотрительность и непринятие мер по отношению своего состояния здоровья.
Зав. РОНО ЛАПТЕВ
П Р И К А 3 № 51
По народному суду гор. Комсомольска от 31-го августа 1939 года.
С сего числа нарсудья II-го уч-ка тов. Павлов Михаил Егорович т.е. «Я» уезжаю в очередной отпуск на курортное лечение в гор. Кисловодск на время своего отсутствия разрешаю тов. Степанову работнику нарсуда 1-го уч-ка занимать мою квартиру по ул. Молодежная д.№6, кв. 13 до 1-го января 1910 года.
Прошу тов. Степанова держать квартиру в хорошем состоянии.
Нарсудья ПАВЛОВ
страница 10 — 11
