«Что такое доброе сердце? Доброе сердце — это куча хлопот».
Так думал толстяк, художник Мускатов, поднимаясь пешком (лифт не работал) с елкой, завернутой в бумагу на пятый этаж дома, в котором когда — то жил.
— Ну какого чорта я сюда тащусь! — пилил самого себя художник. — Неужели Песоцкий не купил ему елку? А сама Надежда Борисовна? Конечно, купили! А тут еще я припрусь со своей… дурой. Глупо и неудобно.
Мускатов остановился на площадке третьего этажа и перевел дух. Большая грязная, как трубочист, рыжая кошка сидела на подоконнике и как показалось художнику смотрела на него иронически своими большими аквамариновыми глазами.
— Брысь! Вот я тебя сейчас елкой по морде сердито сказал художник. Кошка мягко спрыгнула с подоконника и нахально задрав хвост, не спеша пошла вниз по лестнице.
«А впрочем! — вернулся к своим мыслям Мускатов. — Песоцкий – сухарь, Надежда Борисовна легкомысленная, как канарейка. Свободное дело они могли не купить ему елку».
Он представил себе лобастую белобрысую головку Геньки, сына Надежды Борисовны, женщины, от которой он ушел год назад. И художник решительно двинулся вперед.
Однако вся его решительность мгновенно испарилась, когда перед дверью квартиры, в которой жили Надежда Борисовна и Генька, художник заметил худого, жилистого, Песоцкого с приземистой елкой в руках.
«Влопался!» — решил художник и быстро спрятал свою елочку за спину
— Товарищ Песоцкий… Это…, вы? — спросил он несколько растерянно. — А это я. Здравствуйте!
Песоцкий оглянулся и, узнав Мускатова, почему — то вздрогнул, покраснел и тоже быстро сунул свою елку за спину.
Проделав эту операцию, он протянул художнику левую руку, потому что правая была занята елкой. Мускатов пожал ее тоже левой рукой, ибо его правая рука тоже была занята.
Несколько секунд мужчины молча смотрели друг на друга, напряженно улыбаясь.
Потом художник сказал:
— Как живете?
— Ничего, спасибо. А вы?
— Тоже ничего. Спасибо. Как здоровье Надежды Борисовны?
— Кажется, ничего. Спасибо. Что это вы за спиной держите?
— Так… Ничего… А вы что держите?
— Сначала вы скажите.
Художник набрал в грудь воздух и сказал:
-Товарищ Песоцкий… Вы ничего не будете иметь против… я вот тут Геньке… эту самую… как ее… елку… принес.
— А я — то тут причем? – сухо улыбнулся Песоцкий. — Приносите хоть сосну!
— Вы же в некотором роде… муж Надежды Борисовны… после меня?
— Я разошелся с ней пять месяцев тому назад. Она теперь с неким Студневым, Иваном Ивановичем. Он экономист из Главконсерва
— Позвольте. А… а это что? — спросил один бывший муж и взял другого бывшего мужа за правую руку, судорожно сжимавшую елку за спиной.
— Это? Это так, пустяки. Это елка! Тьфу, чорт, всю руку оттянула! — сказал Песоцкий. — Генька, знаете, — хороший парень. Я боюсь, что его милая мамочка и этот Студнев оставили мальца без елки.
— Ничего. Теперь он получит сразу две. Звоните!
Песоцкий позвонил: три длинных, один короткий. Послышались торопливые детские шаги и сопение. Генька отворил дверь. Мужчины вошли в переднюю и поставили свои елки на пол.
Узнав Мускатова и Песоцкого, Генька обрадовался.
— Здравствуй, папа Володя, здравствуй, папа Боря — сказал он солидно. – Ух какие елки здоровые!
— Это тебе Генька, — ласково произнес Мускатов, — вот это от меня, а эта от папы Бори.
Мою осторожнее развязывай, она, брат, прямо с игрушками.
— Спасибочки! Значит, у меня уже четыре елки будет, — гордо сказал Генька.
— Почему четыре?
— Первую мне папа Ваня принес. Ну вот этот который теперешний который на службе компоты считает. знаете, которые в банках?
— А вторую – мама?
— Нет, вторую мне папа Коля прислал.
— Какой папа Коля?
— Ну настоящий мой папа. Который еще до тебя был. И вот вы — две.
— Значит, ты, Генька, елками вполне обеспечен, — бледно улыбнулся Песоцкий.
— Обеспечен! — с той же свойственной ему солидностью, ответил Генька. — Чем — чем, а елками обеспечен. Мне все дети в квартире завидуют. Ни у кого столько пап нет!..
— А мама… Как живет?
— Мама живет хорошо. Я вам по секрету скажу: папа Ваня у нас долго не задержится. Что — то он уже грустный, ходит. А мама веселая и все поет: «Не надо слов, не надо продолжать». А как она это поет так у нас сразу новый папа!
— Ну до свиданья, Геня – сказал Мускатов, — Идемте товарищ Песоцкий. Кланяйся маме, Геня.
— До свиданья. Приходите на елки ко мне.
— Ладно, придем.
— Люська! Закричал вдруг Генька в глубь коридора. — Люська, иди сюда. Мне папы еще елок приперли!…
…Мужчины спускались по лестнице молча. И лишь на улице прощаясь художник Мускатов вздохнув, сказал:
— Вот если бы у него был один папа и одна елка, было бы куда лучше.
— Еще бы! — ответил Песоцкий.
Они пожали друг другу руки, подняли воротники шуб и пошли каждый в свою сторону.
ЛЕОНИД ЛЕНЧ
Житейская проза
Разлука
(очень грустная повесть)
Это что за наважденье?
Почему случилось это?
Муж, придя из учрежденья,
Тигром ринулся к буфету,
Втиснул в вязаную сумку
Пищу, найденную дома,
Теплый плед, подушку-думку
И Дюма четыре тома…
Был в движениях упруг он
И вокруг глядел сурово.
Но жена нашла для друга
Нежно-ласковое слово:
«Ты узнать мне не позволишь
Твой маршрут. Мне все понятно.
Я прошу сказать одно лишь:
Скоро ль ждать тебя обратно?»
Муж растаял, чуть не плача:
«Не тоскуй, моя родная,
Я бы срок тебе назначил,
Только сам его не знаю…
Может, завтра спозаранку
Время кончится разлуки:
Я иду в «американку» —
Ждать, пока отгладят брюки».
Лирика
Купив по случаю рифмовник старый,
Призвал он весь лирический запал
И целый день с настойчивостью ярой
Любимой объяснение кропал.
Кому же не знакомо чувство это,
Кому тревожный трепет не сродни?
Пошлешь признание и ждешь ответа,
И тянутся столетиями дни.
Ее ответ беднягу заморозил,
В его душе оставив горький след:
«Мой милый друг! Пишите лучше в прозе
Примите верный дружеский совет.
Еще заметьте (просьба к вам большая),
Что скупость пламенному чувству — враг:
«Любов» до гроба твердо обещая,
К своей любви прибавьте мягкий знак».
В. ГРАНОВ
страница 6
