У Глотова заболела жена. Она будто бы мороженым объелась.
Конечно, «кашель и жар, и глазки самопроизвольно закатываются. Опасаясь худшего, Глотов заспешил в аптеку.
— Зря в кассе пробивали, —сказали ему там. — Нету горчичников.
— Что, с горчицей худо? Недород?
— Худо с бумагой для горчичников!
Глотов поначалу опешил, но тут же помчался на почту, чтобы отбить телеграмму родичам, обретавшимся в ином городе, где, возможно, не было такой напряженки с горчичниками.
Он так и этак ладил фразы на телеграфном бланке, думая не напугать родичей и в то же время истребовать желаемое. Попытка не удалась, и Глотов потянулся было за свежим бланком, но миловидная девушка за барьером ожгла его взглядом, точно крапивой:
— Все, товарищ, все! Вы один бланк уже испортили! А они у нас на вес золота!..
Не будем томить остро переживающего читателя: Глотов поставил-таки супругу на ноги каким то мощным народным средством: то ли чесночным компрессом, то ли припарками из тертого хрена. Суть не в том. Суть — в экстремальной ситуации, которая, увы, совсем не выдумана.
Не выдумано, что в середине этого года Волгоградский завод — единственное предприятие в стране, изготовляющее горчичники, — был остановлен из-за отсутствия бумаги. Хотя нужна ему была сущая малость — каких-нибудь триста тонн в месяц.
Не выдумано, что Окуловский комбинат в Новгородской области, снабжающий бланками почти все почты страны, с ноября 1978 года сократил свое производство на семьдесят процентов все по той же скорбной причине.
Но горчичники и бланки — это еще пустяки. Не знаем, как изворачиваются электротехники, но единственный комбинат, выпускающий изоляционную бумагу, — Марийский, тоже почти год трудится лишь на сорок процентов своей мощности. И опять же из-за нехватки сырья.
Газеты, слава богу, у нас выходят регулярно. А ведь не далее, как в этом мае наш гаэетно-бумажный флагман, Балахнинский комбинат, три дня бездельничал вынужденно и впервые за всю свою историю завалил план. В день написания этого сочинения комбинат опять был на грани остановки — нет древесины.
Интересное получается дело.
Лес в отечестве вроде бы еще не весь извели, он еще растет.
Растут и циферки в отчетах лесозаготовителей.
А мощные комбинаты, оснащенные современнейшей заграничной техникой, задыхаются и сбоят из-за отсутствия сырья.
— Наше дело: — лес валить! —чеканит Минлеспром. — А куда он идет, пусть ответят снабженцы!
— Куда надо! — отзывается Госснаб. — А вот как он идет, поинтересуйтесь у транспортников!
И железнодорожников, и речников уже публично секли за варварское отношение к «хлебу культуры» — бумаге. И поделом. Для миллиардов книг и журналов ежегодно, для миллионов газет ежедневно суммарная мощность наших бумажных комбинатов и так-то крайне мала. А они еще и работают вполсилы, и продукция их столь мучительно идет к заказчику.
Понятно, что ощущается бумажный голод. А голод обязательно рождает мысли об экономии, бережливости.
Ах, если бы они рождались чуть раньше!..
Рулон бумаги, мокнущий под дождем, рулон, проткнутый ломом грузчика, рулон, шмякнутый с платформы, — факты, бьющие в глаза. Но существует одна, так сказать, скрытая форма расточительства бумаги. О ней не вспоминают, хотя, по мнению специалистов-бумажников, ома наносит ущерб куда более значительный, чем халатность транспортников и складских командиров.
Вот вам для наглядности такой житейский сюжетец.
А просит, к примеру, Окнов у Дубасова до получки четыре двенадцать.
Ему изюму захотелось купить для сына.
— Что ж, дело хорошее, неплохое! — отвечает Дубасов. — Только чтобы ты эту сумму потом не зажал, черкни-ка мне, друг Окнов, расписку.
— С дорогой душой! — соглашается Окнов. — Но и ты, чтобы потом не отвертеться, дай мне расписку, что получил мою расписку.
— С превеликим удовольствием!
— Дубасов уже ссыпает на потную ладонь мелочь пополам с табачной трухой. — Но и ты сочини мне расписку, что я дал Тебе расписку в получении твоей…
Это, конечно, преувеличение.
Скорее всего Окнов с Дубасовым на пару выкушают тот изюм без всякой бумажной волокиты. Ну на худой конец кого-то третьим пригласят. Для компании.
Но разве не похожие пустые бумаги частенько вздувают папки наших учреждений и предприятий?
Почему, спрашивается, запланированная поставка стального прутка точно обусловленной марки и профиля, как правило, сопровождается многотомной перепиской?
Запросы, требования, напоминания, отношения, ответы на ответы».
Нет, разумеется, без деловых бумаг нельзя. И не деловые бумаги выплескивают из берегов то море, которое не значится ни на одной карте и зовется Канцелярским.
Это море состоит из толщи бумаг, возникших лишь для того, чтобы в следующий миг быть сложенными стопкой в шкафу и пылиться там веками до переезда или, упаси бог, пожара. И контора, созидающая кальсонные пуговицы, и убогая мастерская, клеящая пакетики для синьки, и фабрика учебных скелетов непременно ведут с десятками инстанций затяжную эпистолярную дуэль.
А запрети сегодня перекидываться лишними бумажками, завтра, может, каждый поставил бы на свою полированную полку рядом с прессованным хрусталем Полного Александра Сергеевича Пушкина!
Главный бухгалтер Красноярского объединения молочной промышленности В. А. Наумов прислал нам пухлую бандероль и очень замечательное письмо: в последнее время пресса часто пишет, что стране не хватает бумаги. Я лично не верю. Зачем молочной промышленности прейскуранты винно-водочной, химической, лесной промышленности?
А нам московская межобластная база материально-технического снабжения «Росглавмясомолснаб» высылает их пачками. Мы же сдаем их на «Королеву Марго». План по макулатуре перевыполнили.
Направляю вам сотую часть ненужных нам прейскурантов.
Так мы узнали, почем нынче не гранулированный соевый шрот, обогащенный липидами, сколько стоит тонна армированного паронита и бутылка горькой настойки «Костромская брусничная». Приятно, конечно, расширить свой кругозор, только дух захватывает, когда тщишься подсчитать, сколько тысяч печатных листов так легко и бесполезно растрачивает Госкомцен СССР.
Нынче качеству у нас придается первостепенное значение. Но любому ясно, что нет решительно никакой связи между качеством вещи и той устрашающей дерматиновой папкой, в которой собраны бумаги для аттестации качества.
Листов в такой папке бывает до полусотни, вне зависимости от того, что подвергается оценке: поваренная соль или турбина, спичка или лазер, клизма или электронный микроскоп. В каждом главке подписывают в год тонн десять таких бумаг. Госснаб эти дополнительные горы канцелярщины не учитывает. Госплан бумагу на них «е планирует. А Госстандарт требует. Значит, эти Эвересты бумаги надо откуда-то брать. И, что самое удивительное, на это бумага где-то находится!..
Даже не беря на себя непосильный труд суммировать множество подобных фактов в общегосударственном масштабе, мы с суровой ясностью постигаем, что в защиту бумаги сказаны пока еще не все слова.
На изготовление бумаги мы тратим в год сорок пять миллионов кубов древесины. Это почти пятьсот тысяч гектаров леса. И потому не следует ли каждого, кто не бережет бумагу, приравнять к поджигателю, устроившему лесной пожар, и заставить его отвечать по всей строгости нашего Закона?
Дм. ИВАНОВ, Вл. ТРИФОНОВ, специальные корреспонденты Крокодила
В заключение Крокодил спрашивает всех руководителей министерств, ведомств, учреждений и предприятий:
- Сколько бумаги уходит у вас на так называемую деловую переписку и всевозможную документацию, которая вам представляется необязательной?
- Какую часть «деловых бумаг» можно было бы безболезненно исключить из практики вашей работы?
- Какие средства современной оргтехники помогли бы изжить бумажную волокиту?
