(рассказ демобилизованного)
«Чтобы быть зарегистрированным на Бирже Труда, надо иметь квартиру, а что бы получить последнюю, надо состоять где-либо на службе, а что бы получить службу, надо иметь квартиру».
«Рабочая Москва», № 245
… Так, что, когда была эта самая демобилизация, сказал политком:
— Как вы, грит, товарищ Евстигнеев, элемент, вроде сознательный и из пролетарского классу, то об вас надежда есть в полном разе.
Куды, думаю, податься. В Москву, решил, в Рассею.
Пошел к коменданту.
— Так и так, мол, не желаю, чтобы на крыше…
— Чудак, говорит, и смеется, — зачем на крышу, и не дозволено. Шпарь в классный.
Ткнулся к вагону, обалдел. Небель в нем, и не сесть. Политурована и в бархате вся. А на небели-буржуазия. А, может, из штаба какого.
Сунулся, не пускают.
— Куда лезешь. Билет есть? Плацкарта?
И рукой вежливо этак звездануть норовит. Я в раж:
— Как же, говорю, есть билет, увольнительный. А насчет того, чтобы в морду тыкать, так никаких правов нет, и прошу не выражаться.
Однако, чтобы от скандала дальше, пошел в твердый. Опять-таки, порядок должон он быть. Организация транспорта, мол, которые за нее боролись.
Доехал до Москвы, рад. Только куды деться в ночь? Зашел в буфет, размотал портянки – засмердели с дороги – развесил. Накось, шпингалет чей-то прилип.
— У нас, грит, НЭПа и полагается, чтобы чистота, а как вы не из отъезжающих, о выкидывайся отседова. Пока милиционера не позвал.
Как я человек дисциплинарный и уважительный, то только и есть, что матом легонечко обложил:
— В бога, говорю, тебя и в крест, а насчет милиционера, так я с Капказского фронту, басмачей бил.
Насилу отбился. Заночевал.
Утром пошел на Биржу, а там народу – во…
Что полк твой в одну шеренгу построены, от двери и на плитуар. Я это согласно уставу, как пришел напоследок, так, значит и становлюсь с левого флангу к двери. Ан нет, согнали на правый.
Ждал, замаялся. Только, как бымши на фронтс – вытерпел.
Дошла очередь, вошел, барышня за столиком, ласковая такая, обходительная. Отрапортовал ей, как полагается.
— Раз и раз, говорю, товарищ барышня, как мы с Капказской армии в бессрочном, стало-быть, так что бы работу какую.
А барышня мне:
— Как вы на фронте кровь проливали, а мы в тылу… И очень даже вам сочувствую.
И головой покачивает:
— Только вписать вас сюда никак нельзя. Местожительство от-есть требуется. Чтоб от Домкома.
— Какое у нас местожительство, ежели я Колчака бил и Врангеля бил и басмача бил.
— Никак, грит, нельзя, обязательно, что б местожительство. Идите в Жилотдел, дадут вам там местожительство.
Чего желать пошел.
— Здесь спрашиваю, квартиры насчет?
Смотрю народу полно: кто с ребятишками, а кто с подушкой стоит.
— Тетка, — к молодке какой-то ткнулся: — должно здесь и заночевать можно?
— Да нет, грит, — здесь в РУНИ очередь, а заночевать… Черты его выдают, где ночевать!..
Сама на бульваре маюсь.
Стал в очередь, конца-краю нет. И не достоял бы, спасибо земляк выручил:
— Вы – же раз демобилизованы так в президиум сходите, чтобы вне очереди.
Действительно, дали записку: — «Пустить вне очереди».
Только с запиской этой в другую очередь попал, «внеочередных», значит.
Дождался, все-таки опять барышня, только еще ласковей:
— Конечно, грит, как вы боец старый и авангард, между прочим, а только никак нельзя, комнату дать, ежели без службы. И еще нужен от вас на жительство вид.
Объяснил я ей:
— С очередей этих нерванистика у меня сильная. И потом как я раненый.
И что ж? Никак не дает, уперлась, что танка твердая.
— Идите, грит, в милицию, за пачпортом, вроде.
Ни канта не вышло в милиции.
— Как же, говорят, трудовую книжку выдать, ежели на учете не состоишь? Ступай в военкомат.
Приплелся в военкомат, к одному столу сунулся, здесь, говорят для командного составу, к другому – административного, а, что вы красноармеец, так ступай обратно в милицию.
Плюнул я, перестал ходить, кое-как на вокзале пробавлялся.
На тебе! Политкома бывшего с колчаковского еще фронта, встретил.
— Здравствуй грит, чего делаешь. Рад, небось, что в бессрочный вышел.
— И очень, говорю, даже рад, товарищ политком, а только супротив Колчака не тяжелей было.
Об сказал я ему свое положение, зазвал он меня к себе, заведующим где-то служить, так и бумажку дал. В Биржу Труда что бы откомандировать, например, такого-то, меня, то есть.
— иди, грит, с бумагой этой и все тебе сделают.
К барышне той самой подкатился, веселый.
— Сейчас, грит, сделаю, а только какой у вас стаж, к слову.
— Какой – такой стад, — спрашиваю: едят его, что ли, а сам думаю и чего это опять привязывается.
— а стаж, — разъяснила барышня, — полагается так, что который на бирже стоят в безработных месяца три, скажем или более в того, значит, и стаж есть, что бы по бумажке такой на работу послали. И как у вас стажу этого нет, то попрошу не задерживать. Плюнул я и ушел. С той поры стаж себе разыскиваю. Давеча было на Сухаревке нашел, да денег столько нету. А народ-то там аховый, вест со стажем. Иные, по два года на Бирже состоят, лестно все-таки. И будку свою имеет, и безработными значится. И от милиции уважением… Хорошо вот снега почали падать, заработаю на чистке и стаж куплю.
