Рассказ в лицах
Лето. Полдень. Жара. По пыльному городскому асфальту легко цокает каблучками Она, тоненькая, быстрая, в пестром сарафанчике, под розовым зонтиком. Следом грузно шагает Он, высокий, рыхлый, в плотном джинсовом костюме и велосипедной кепочке. В руках у Него две хозяйственные сумки, из которых высовываются лихие перья зеленого лука и пышные аппликации ревеня.
Невысокая полная дама, идущая им навстречу, заглядывает под зонтик и останавливается.
ДАМА (басом). Людочка, деточка, ты ли это?
ОНА. Ах, Арина Львовна! (Целуются.)
ДАМА. Ну-ка, ну-ка, я на тебя посмотрю… Хороша-а!.. Прямо невеста.
ОНА. Что вы, Арина Львовна, с каждым днем старею. Только на массаже и держусь… (Е м у.) Я сейчас, милый.
ОН (отходит в сторонку, усиленно промокает платком лоб и шею). Конечно, Люсик, конечно.
ОНА (звонким нежным голосом). Феденька, Арина Львовна не слышала, как ты с ней поздоровался.
ОН (торопливо). Здравствуйте, Арина Львовна!
ДАМА (пораженно). Святые угодники, неужто это твой Федор?
ОНА (ласково смотрит на Него). Конечно, он. Кому же еще быть? (Он нервничает под ее взглядом. Переступает с ноги на ногу. Меняет сумки местам и.). Нет, лапуся, это я не тебе. Это я с Ариной Львовной…
ДАМА. Глазам не верю! А ведь такой шумливый был. Весь двор в страхе держал. Как же это тебе удалось его так обстругать-то?
ОНА. Ой, Арина Львовна, сами знаете, — какая она, доля наша женская!.. Мужей ведь как детей воспитывать надо… Впрочем, у Федора были неплохие задатки. Но все равно все с азов начинать приходилось. Не поверите, даме мог первым руку протянуть. Смеялся так, что прохожие оглядывались. Ужас! Даже полуфабрикатом такого мужа не назовешь.
ДАМА. Да ты уж не таи, расскажи, что с ним делала-то. Я вон к своему с воспитанием и подступиться опасаюсь. Особенно, если выпивший.
Кроме как квашня мне и имени нет. Добро бы в деревне жили, там хотя бы помнят, что это за инвентарь такой, чего непристойного не подумают.
ОНА. Проблему алкоголя мы решали на втором этапе. Сразу с нее начинать рискованно, депрессия может возникнуть, потеря контакта. Я, Арина Львовна, старалась воспитать у Федора убеждение, что счастье настоящего мужчины в покровительстве, в уступках слабому. Я начинала с ласки и покорности. Плакала только в самых необходимых случаях. Правда, приходилось по нескольку дней молчать и отказываться от еды…
Брошюры, помню, ему подсовывала. О правилах хорошего тона и об эстетике поведения.
ДАМА. И как, неужто читал?
ОНА. Не все и не сразу. В окно бывало, кидал. В меня — три раза.
ОН. Мы, Люсик, еще не идем?
ОНА. Да, да, дорогой, идем. Отдохни пока чуть-чуть.
ДАМА. Ну а дальше, дальше-то как?
ОНА. Так вот на следующем этапе я объявила войну ложному мужскому самолюбию. «Ты не хочешь стирать носки, гладить брюки, чистить картошку, мыть полы, — спрашивала я, — а почему? Чем ты лучше меня? Что тебе нужнее, иметь рядом любимую, друга, единомышленника? Или кухарку, домработницу, прачку?»
ДАМА. Неужто не сопротивлялся?
ОНА. Какое там! Разве вы мужчин не знаете?
Целый месяц я выпроваживала Федора спать на диван в столовую. Одиннадцать раз укладывала платья в чемодан. Четыре раза добиралась до маминой квартиры. Я не готовила обедов, не стирала, не прибирала… Боже, какая грязь стояла в квартире, пока он не осознал, что был неправ. Зато теперь у нас всегда образцовая-чистота.
Стирать я ему могу доверить даже кружевные кофточки. И если вы придете к нам в гости, увидите, какой кулинар мой Федор. Такого борща вы не попробуете ни в одном ресторане… Я забыла, как моют посуду и стирают пыль с мебели. Даже бигуди накручивать научился. Знаете, это ведь очень неудобно делать самой, особенно на затылке.
ДАМА. Господи, и бигуди освоил. Да такого мужика на золото вес в вес обменять можно!
ОН. Люсик, ты не будешь возражать, если я вон туда, в тень перейду. Печет очень, и сардельки к тому же…
ОНА. (холодно). Федор, дорогой, ты волен делать все, что захочешь. Но неужели так трудно потерпеть две минуты? Ты же отлично знаешь, что мы сейчас пойдем. Я тоже устала. Я тоже на солнце. Но нельзя же из-за этого проявлять невоспитанность.
ОН. Так я ведь, Люсенька, только относительно того, что сардельки… Но, конечно, конечно, я могу и тут.:. И я не тороплю ни в коей мере…
ДАМА. Матерь божья, неужто это твой Федька таким совестливым стал? Все никак поверить не могу!
ОНА (с достоинством). Ну чему уж вы так удивляетесь! Мужчины ведь как дети — капризничают и упрямятся, но настоящего напора не выдерживают. И еще у них есть один недостаток — прямолинейность. Как только мой Федор осознал, что в женской работе ничего зазорного нет, он тут же начал проповедовать какую-то нелепую теорию равенства. Все, дескать, пополам: и мужскую и женскую работу. Получалось, что я вместе с ним должна двигать мебель, носить с рынка картофель, ремонтировать краны и вертеть дрелью дыры в стенах. Я, конечно, поняла, что дело тут не в теоретической путанице в его голове, это он в пику мне. Раз, мол, я жарю котлеты и мою полы… Стыдно стало за него. Что ни говорите, мужчина должен быть рыцарем.
Смешно выглядит здоровый мужик, который борется за уравниловку со слабой женщиной, ведет мелочные подсчеты кто сколько чего сделал. Феде такое удивительно не шло. К счастью, этот период был коротким — не разговаривала я с ним от силы неделю, чемодан собирала дважды, а к маме вообще не уезжала. Зато следующий этап опять оказался нелегким.
ОН. Люсик, может, я пойду потихонечку, а? Пока в молочном постою, ты и подойдешь.
ОНА (с металлом в голосе). Иди! Раз тебе так трудно постоять!
ОН. Людочка, я же не к тому вовсе. Я в том смысле, что вдруг там очередь…
ДАМА. Ну, а сейчас-то к чему его приучаешь? Или уж всего достигла, к полному счастью пришла?
ОНА. Ой, милая Арина Львовна, далеко еще до счастья-то! Простых вещей еще порой Федор понять не может. Например, что ревность унижает человека, что она есть проявление комплекса мужской неполноценности. А если быть до конца откровенной, то я просто в отчаяние иной раз прихожу, глядя на Федора. Что мы, женщины, больше всего ценим в мужчине? Силу, характер, энергию.
Как ни хорохоримся, а все-таки — слабый пол.
Никуда не уйдешь. Порой так хочется почувствовать себя маленькой и беззащитной, чтобы было на кого опереться, у кого поддержку найти… Федя — добрый, честный, деликатный человек. Но он какой-то вялый, нерешительный, несамостоятельный… Скучно с ним. И не скажешь, что состарился — какие еще его годы, а вот сник как-то.
А ведь было в нем нечто в молодые годы — задор, энергия, характер. Куда все подевалось? (Со вздох о м.) Такая уж, видно, наша женская доля. Отдаешь своему избраннику всю душу, все силы.
Мир ради него забываешь. А потом смотришь: нет, не то, не тот материал!..
ОН. Люсик, а может, я все-таки дойду до молочного? Вдруг там «Виола» финская? Ты ведь так любишь «ВиоЛу» …
ОНА (с горечью). Вот видите? И это называется мужчина!.. Придется идти. Поговорить все равно не даст. (Е м у.). Иду, иду, раз уж ты не можешь, чтобы я на две минуты остановилась с человеком.
Он обрадованно подхватывает сумки. Она улыбается своей собеседнице. Расходятся в разные стороны. Печет солнце. Пахнет бензином, теплым асфальтом и пылью.
П. АНГАЛОВ
