На критику, как известно, реагируют по-разному. Некоторые стараются, и порой весьма успешно, зажимать ее. Те же, кому это не под силу, волей-неволей ее признают. А вот в Красноярском производственном объединении по зерноуборочным комбайнам прямо-таки жить не могут без критики. Особенно это удивительное качество присуще главному конструктору.
— Стало быть, к нам по жалобе прибыли? —приветливо улыбнулся Виталий Прокофьевич Гаврилов и прямодушно добавил: — Наш комбайн есть за что ругать.
Виталий Прокофьевич с готовностью взял коллективное письмо целиноградских механизаторов и пробежал его глазами:
— Что верно, то верно: и удобств в машине нет, и кабина тесновата, и движок слабоват.
Все правильно, хотя ничего нового целиноградцы не сообщают. Все это уже отмечал товарищ (Кошкин…Виталий Прокофьевич подошел к шкафу и извлек из него кипу писем.
— Это все жалобы! — с непонятной мне откровенностью сказал он. — Как видите, вниманием мы не обижены. Но больше всего замечаний поступило от заслуженного алтайского хлебороба Петра Степановича Кошкина, который буквально винтика на винтике не оставил от нашего комбайна… Впрочем, давайте-ка я вам покажу все в натуре…
Признаться, таким активным проявлением самокритики я был даже несколько шокирован. В. П. Гаврилов взял меня под руку и увлек на заводской двор, где, словно отдыхая перед отправкой на поля, стояли «Сибиряки».
— И товарищ Кошкин упрекал нас за отсутствие комфорта и тесноту кабины, — напомнил главный конструктор. — Можете убедиться сами…
Я взобрался по металлической стремянке в кабину.
— Тут повернуться негде! — проворчал я и, вспоминая дюжих, словно штангист Султан Рахманов, комбайнеров, добавил: — Тут работать и впрямь невозможно!
— Летом вдобавок жарко, как в парилке, — поддакнул снизу главный конструктор и по-хозяйски предложил: — А теперь сядьте…
Я опустился на жесткое, точно булыжник, сиденье.
— Да, это вам не кресло из гарнитура «Моника», — сочувственно вздохнул Гаврилов. — А еще товарищ Кошкин недоволен тем, что из кабины обзор невелик…
И точно, ветровое стекло напоминало окошко деревенской избушки. Вылезая из кабины, я задел макушкой о низкий потолок…
— Рост у вас под метр семьдесят? — на глазок определил главный конструктор.
— Метр семьдесят один, —уточнил я, потирая ушибленное место. — Тут не только Султану Рахманову, а фигуристке Леночке Водорезовой не развернуться!
— Это уж точно, — подтвердил Гаврилов. — Не кабина, а настоящая каморка. И высота ее всего метр тридцать… А еще товарищ Кошкин мечтает о более сильном двигателе…
Я недоуменно поглядывал на главного конструктора, который добросовестно развенчивал машину. «Чего это он так старается? — терялся я в догадках. — И за язык никто не тянет…»
— У нашего комбайна совсем, можно сказать, крохотный бункер, — резал правду-матку Гаврилов, — то и дело приходится останавливаться и выгружать зерно…
— Не интригуйте! — не выдержал я наконец. — Признайтесь, почему вы так разоткровенничались?
— И этот комбайн был когда-то на хорошем счету, — посерьезнел Виталий Прокофьевич. — Десять лет тому назад на международной выставке он завоевал бронзовую медаль, но требования к условиям труда и качеству машин растут… А почему я с удовольствием говорю о жалобах? Потому что они здорово помогли нам в работе над новой моделью.
Оказывается, красноярские комбайн строители в течение нескольких лет учитывали и анализировали жалобы и каждое критическое замечание использовали как повод для усовершенствования комбайна. Главный конструктор повел меня на другую сторону двора, где красовался новенький «Сибиряк». Я поднялся в кабину, напоминающую салон экскурсионного автобуса.
— Ваш рост, помнится, метр семьдесят один? — улыбнулся Виталий Прокофьевич. — Высота потолка — метр восемьдесят. В кабине легко дышится, а два вентилятора в любую погоду создают приятный микроклимат.
Главный конструктор сел на место помощника комбайнера и захлопнул дверцу. В кабине наступила музейная тишина: стены были отделаны звукопоглощающими панелями. И бункер был больше прежнего в два раза. И, что особенно важно, мотор стал на двадцать лошадиных сил мощнее…
— Да, этот комбайн должен прийтись по душе и знатному комбайнеру Кошкину, и не только ему, — покачиваясь на мягком кресле, заменил я.
— Между прочим, Петр Степанович Кошкин уже испытывал нашу новую модель, — с гордостью сообщил главный конструктор. — И она ему так понравилась, что пришлось оставить один агрегат в подарок… Ко дню открытия двадцать шестого съезда партии должны вы пустить сто новых «Сибиряков» …
…Пройдут годы, а там, глядишь, в адрес красноярцев вновь начнут поступать замечания и предложения, которые помогут им создать еще более совершенную машину…
В. КАНАЕВ, специальный корреспондент Крокодила
г. Красноярск
