Недавно, числа шестого декабря, вызывает меня заведующий и говорит:
— Поздравляю! Завтра летишь в командировку.
— А зачем, — опрашиваю, — лететь-то?
— Проверить нужно одну штуку: как работают пункты по выдаче населению в прокат музыкальных инструментов. Ну, давай не тяни, говори, что тебя больше волнует: прокат губных гармошек, в Бурятии, или же проблема щипковых в Сыктывкаре, или же, может, совсем наоборот, тебя беспокоит ситуация с прокатом смычковых в Воронеже? Посмотришь и напишешь отчет.
— Простите, — спрашиваю, — а какое вообще касательство имеет наша контора к прокату смычковых и щипковых?
— Вот мать честная! — разозлился заведующий. — Да ведь конец года! Чувствуешь? А у нас фонды командировочные не израсходованы. Если мы все не потратим, на следующий год нам урежут. Как маленький…
Я понял и решил лететь в Воронеж: все-таки поближе.
Когда дежурный вел нас к самолету, я рассмотрел своих попутчиков. Народ все солидный, в каракулевых воротниках и пыжиковых шапках. Двое только выпадали из общего стиля. Девушка в красном берете и с шоколадной челочкой и старушенция, невидная такая особа без затей, в длинной шубе. Бабуся эта замыкала шествие и помахивала хозяйственной сумкой, как будто она не в небо, а в бакалею за манкой собралась.
Место девушки в беретике оказалось рядом с моим.
Разбежались, как положено, взлетели. Чтобы не скучать, разговор завели.
— вы в Воронеж? — опрашивает меня соседка.
— Да, — говорю.
— А если это не военная тайна, то, простите, зачем?
Открыл я рот и начал думать, что бы это ей такое посерьезнее выдумать, но ничего изобрести с ходу не мог. А так как долго сидеть с разинутым ртом не особенно эстетично, я решил признаться ей, как на духу, и все рассказал — про смычковые, щипковые и пропадающие командировочные фонды.
Как моя соседка затряслась от хохота да как начала раскачиваться в кресле! А самолет, между прочим, идет на высоте восьмисот метров, и я чувствую, что, если она сию же минуту не остановится, тряска передастся фюзеляжу, начнется вибрация, и вообще все может кончиться трагически. Поэтому я во имя спасения пассажиров и экипажа решил утихомирить свою соседку и для этого, в свою очередь, спросил:
— А разрешите полюбопытствовать: какая цель вашей командировки?
— Тороплюсь проверить всхожесть мятлика лугового на футбольных полях Воронежа.
— Что такое? —спрашиваю.
— Мятлик — это трава, которая входит в состав газона футбольного поля.
— Так, мамочка моя, —говорю, — ведь эти поля сейчас заметены снегом полуметровой толщины, а скорее всего, на них даже катки залиты!
— А вы думаете, я этого не знаю? Вы думаете, мне, кандидату сельскохозяйственных наук, это неизвестно? Но просто в нашем институте тоже остались командировочные фонды, ну, и, сами понимаете, конец года…
Тут ее снова разобрал смех, и не миновать бы самолету вибрации, если бы к нам не обратился пассажир из правого ряда кресел.
— Прошу, конечно, прощения за то, что вмешиваюсь в ваш разговор, но я ничего смешного во всем этом деле не вижу. Дело-то, если поразмыслить, грустное. М-да.
Я вот лечу для изучения вопроса о распространении африканских жирафов в Воронежской области.
Моя соседка аж взвизгнула от восторга.
— Напали на след?!
— Нет, конечно. Именно полное отсутствие каких бы то ни было следов жирафа в данном географическом районе я и должен подтвердить. Видите ли, иногда в научных исследованиях получить отрицательный результат не менее важно, чем положительный. Особенно в конце года, когда даром пропадают командировочные.
И тут началось, и пошло! Все пассажиры заговорили наперебой. Наболело, видать. Один худощавый лысоватый гражданин грустно вздохнул и сказал так:
— Лично мне в декабре платят не за работу, а только за то, что я мотаюсь по стране и расходую командировочные. Вот и все!
Больше от меня в декабре ничего не требуется. Через три дня вернусь в Москву и тут же на «ТУ» — в Новосибирск. Потом обратно в Москву — и во Владивосток. И вот когда подумаешь об этом лихорадочном изничтожении командировочных фондов, становится как-то не по себе. Ну кого, скажите на милость, мы обманываем? И зачем?
Командировочная братия, соглашаясь, задумчиво кивала головами.
И тут кто-то вспомнил про бабусю с сумкой: она-то зачем бороздит небесные просторы?
Между тем бабушка, сбросив платок на плечи, сидела в переднем креоле и скромненько покусывала пончик с повидлом.
— Извините, пожалуйста, бабуся, — обращаюсь я к ней от имени всей честной компании, — мы вот тут рассуждаем, кто и по какой надобности -путешествует. Так вот, разрешите узнать, если не секрет, какая неведомая сила влечет вас в славный град Воронеж?
Улыбнулась старушка «семи своими морщинками и отвечает:
— Какой же тут, господи, секрет? Дочка у меня в Воронеже родила. Надо внучонка проведать да помочь им там первые-то месяцы.
Польщенная вниманием бабушка явно намеревалась приступить к обстоятельному рассказу, но тут ей стало немножко муторно, потому что самолет решительно пошел на посадку.
Через несколько минут машина остановилась у здания аэровокзала. Подкатили трап.
Бортпроводник распахнул дверцу, и солнечный морозный денек заглянул в самолет. Ласково блестел снег.
Подхватив пузатые портфели и папки, командированные заспешили к выходу. Однако у самой дверцы остановились, словно опомнившись, и, почтительно склонив головы в красивых меховых шапках, пропустили вперед бабусю с сумкой. И в этом была не простая вежливость, а, я бы сказал, уважение.
Как-никак, человек летит по настоящему делу!
М. ВИЛЕНСКИЙ
