Рассказ смелого человека из журнала Крокодил, выпуск 1 (1940 год)

Я очень смелый человек.
Во мне этой самой отваги сколько хотите. Все мои знакомые знают, что я, Симочкин, ничего не страшусь.

Взять, к примеру, злых собак. Трус — он взглянуть не смеет на пса. А вот я не боюсь.
Скажите, пожалуйста: что мне может сделать собака? Ну, конечно, гавкнет.» Ну, изорвет там штанину — другую. В крайнем случае цапнет за икру. Но способна ли она объявить мне выговор или поставить на вид? Может ли она уволить меня по собственному желанию?
Нет, такой силы собака не имеет.

Или возьмем бога. Опять же и бога я не боюсь.
Гром гремит или молния сверкает — все это явления природы плюс электричество. Скажите на милость: какую пакость мог сделать мне бог, если бы он даже существовал? Уплотнить мою жилплощадь — руки коротки.
Шепнуть про меня начальнику,— ей-богу, это у него, не получится. Так зачем же мне его бояться?

Нет, я смелый человек. А если чего-нибудь боюсь, так это только простуды.
Носоглотка у меня не в порядке. Да и легкие пошаливают.
И вся беда в том, что из-за этой самой простуды я никак не могу проявить себя, показать силу воли и характер.

Вот, например, случай с Никанором, нашим дворником. Я вам расскажу все подробно. Но очень прошу вас, дорогие товарищи, не разглашать. Пусть это останется, между нами.

Никанор — тихий, малозаметный гражданки.
Но если захочет, так и. он может тебе вред «причинить. Зачем же мне портить отношения?
Терпеть не могу портить отношения. Не только с вышестоящими товарищами. Но даже со служащим, который получает меньшую зарплату, чем я. Человек человеку может всегда нагадить.

Так вот на Никанора однажды поступило заявление. Дескать, он связан с одним чуждым элементом, по фамилии Куделька. И что с этим чуждым элементом он часто выпивает.
Мне было поручено разобраться в этом деле, выяснить и дать свое заключение.

— Знаете ли вы субъекта, по фамилии Куделька? — спрашиваю дворника.
— Действительно,— отвечает,—такой субъект имеется, и я с ним знаком.
— Правильно ли, что вы с ним водку пьете?
— Нет,— отвечает,— это неправильно. Пью, и сам знаю, что неправильно.
— Как вы с ним познакомились?
— При исполнении служебных обязанностей.
Я раньше в милиционерах служил. Меня оттуда, конечно, уволили потом. И вот стоял я обыкновенно на посту в Марьиной роще. А Куделька, то есть субъект, проживает в этом районе. Большой художник в смысле выпивки.

Но как напьется, выйдет на улицу и несознательно орет благим матом. Мне как раз и приходилась иногда отводить его в милицию.
Вот так и познакомились и, конечно, стали за компанию выпивать…

Выслушал я его речь и думаю: какое бы тут составить заключение? Ведь Никанор приходится свояком нашему управдому. Но я ничего не боюсь — напишу всю правду. Сижу это я, размышляю и чувствую, что у меня в легких появились вдруг странные хрипы и какое-то недомогание в левой ноздре. А к утру я окончательно заболел. Ну, конечно, от меня забрали это дело и передали другому.
И всегда простуда не вовремя приходит ко мне!

Как видите, я очень смелый человек. Но не люблю спешки: я серьезный и вдумчивый.
Сижу, например, в театре, а на сцене всякая там комедия. Кругом меня смеются, хохочут, аплодируют, грызут яблоки и кричат «бис».
И мне хочется смеяться. Но я не спешу. Все время говорю себе: «Тише, Симочкин, тише.
Ты еще не знаешь, что завтра будет написано в газете об этом спектакле».

А уже потом, назавтра, прочитав рецензию, я вспоминаю всю пьесу от начала до конца и в соответствующих местах либо хохочу, либо недоумевающе пожимаю плечами.

Недавно наше учреждение в порядке организованного культпохода посетило спектакль в одном уважаемом театре. Театр мне очень понравился, а спектакль — нет.
А тут как раз подбегает ко мне Карапузова из месткома и говорит:
— Товарищ Симочкин, напишите, пожалуйста, для стенгазеты ваши впечатления о спектакле.
— Замечательно! — говорю.— С большим удовольствием.

Пришел домой, взял бумагу и перо и настроился писать. Это неважно, что в газетах еще не было рецензии. И какое мое дело, думаю, что Федору Захарычу спектакль пришелся по вкусу? Я чистосердечно скажу свое отрицательное мнение.

Обмакнул я перо в чернила и вдруг чувствую, что в спине у меня какая-то неувязка.
Мои застарелый ревматизм то и дело напоминает о себе. Наверно, в театре прохватил сквознячок.
Прилег на кушетку. Два дня пролежал. Так и не удалось написать отзыв о спектакле. А уж как хотелось разделать его!..

Я говорил вам о том, что я человек хотя и смелый, но аккуратный и спешить не люблю.
Сидишь это, к примеру, на собрании. Другие выступают, говорят. А я думаю так: «Некуда мне торопиться, я как-нибудь в следующий раз выступлю. Еще в моей жизни сколько собраний будет…»

А то вдруг выступишь и скажешь такое, что не понравится ни Федору Захарычу, ни Григорию Кузьмичу. Я, конечно, их не боюсь.
Но все же, к чему портить отношения?

Очень завидую я нашему юрисконсульту Тележкину. Он наловчился так говорить — ни за что не поймешь, как он сказал: за или против. Складно речь произносит, даже горячится, кулаками размахивает, воду пьет, все как полагается оратору,— а что хотел сказать, никто не понимает. Но все же многим нравится: активный, говорят, товарищ.

Недавно сидел я с ним рядом на профсоюзном собрании. Сидит и готовится к выступлению, на бумажке записывает тезисы.
Я и говорю ему:
— Тележкин, хочу выступить. Да не знаю как! Уступи мне свои тезисы. Не хочешь просто одолжение сделать, так я тебе за твои тезисы дам бесплатный пропуск в кино. В крайнем случае, поделись со мной: половина тезисов мне, половина — тебе…

Каменное сердце у человека: отказал… А тут вдруг подходит ко мне председатель нашего месткома и говорит:
— Симочкин, мы ждем твоего выступления по этому вопросу. Это как раз касается вашего сектора.
—С превеликим удо…
Сказал, а дальше не могу. Чувствую, что голос потерял. И угораздило меня в буфете горячего чаю выпить. Совершенно осип!

Беру себя в руки и повторяю:
— С превели…
Получается точь-в-точь, как скрип немазанного колеса. Так и те удалось мне выступить.
А как хотелось мне сказать о непорядках в секторе!
Я не как другие. Я смело разоблачаю всякие безобразия. И поэтому я сейчас со всей присущей мне прямотой скажу, кто виноват в том, что в нашем учреждении расцвел бюрократизм. Взять, к примеру, товарища».
— Апчхи!
— На здоровье, Симочкин!
— Апчхи! Апчхи!
— Еще раз на здоровье, Симочкин!
— Апчхи! Опять проклятая простуда! Это я, наверное, в трамвае схватил. Апчхи! Нет, сегодня мне не удастся высказаться. Отложим на другой раз. Апчхи!
— На здоровье Симочкин!..

Г. РЫКЛИН

Из года в год

Тут я не успел получить некоторые журналы за 1939 год — «Октябрь», «Красную новь», «Звезду», «Интернациональную литературу», «Вокруг света», так что придется тебе прочитать их вместо меня.