Не знаю, кому как, а для меня самое трудное — придумать начало рассказа. Я долго прикидывал так и эдак и наконец решил начать вот с чего.
Меж лугов и перелесков, притормаживая на полустанках и громыхая над речками, весело несся поезд дальнего следования. В поезде было шестнадцать вагонов. В третьем, плацкартном, на нижней полке спал кандидат технических наук. Обыкновенный кандидат, которых у нас в стране тысячи, а может быть, и миллионы: ведь даже в этом поезде их, кандидатов, ехало девятнадцать душ, не считая тех трех, что сошли на станции Себеж.
Наш кандидат от остальных отличался неимоверной худобой и длиной.
Он напоминал собой кавалерийскую лику наполеоновских времен. Его ноги, не умещаясь на полке, шлагбаумами торчали в проходе.
Официантка Катерина разносила по вагонам судки с рассольником. Этим маршрутом она ехала впервые и потому с любопытством рассматривала проносящиеся за окнами пейзажи и читала названия станций.
Случилось так, что Катерина вошла в третий вагон как раз в то время, когда поезд проходил мимо станции с необычным названием «Выдумка», и Катерина, улыбнувшись, подумала, что не иначе на станции этой живут веселые, хитроумные умельцы-изобретатели. Скучных зануд здесь просто не прописывают.
Задумавшись, она неожиданно споткнулась о кандидатские ноги и облила их рассольником.
Крышка от судка, задорно звеня, укатилась вперед по ходу поезда, в направлении города Великие Луки.
— Вы что тут хулиганите? — опомнившись, вскрикнула Катерина. — Вы почему мне подножки ставите?
Облитый кандидат проснулся и, ничего не понимая, уставился на официантку.
Катерина была красива редкой древнеегипетской красотой, против которой обычному кандидату, да даже и доктору, не устоять. Однако наш кандидат крепко любил жену Томочку, которая похожа была не столько на Клеопатру или Нефертити, сколько, наоборот, на пышный каравай «паляница». Поэтому кандидат возмутился.
— Что еще? — сказал он. — Какие подножки? Я спал, а вы меня тут чем-то облили, супом, что ли?
— Кто же так спит, днем, да еще ноги в проход высунув? — тоже возмутилась Катерина, — Тут люди ходят, вот я на работе нахожусь.
— А зачем вы, достопочтенная, такие вагоны строите? — сказал кандидат. — Во мне метр восемьдесят восемь, куда мне прикажете ноги девать?
— Если строить вагоны по вашим размерам, встречные поезда будут цепляться, — разумно отпарировала Катерина. — Платите лучше за рассольник, по вашей вине разлился.
— Чего? — изумился кандидат. — Меня облили супом, да еще, оказывается, не бесплатно. Еще я заплатить должен! И, простите, сколько же?
— Сорок пять копеек, если без хлеба, — сказала Катерина.
— Без хлеба? — заинтересовался кандидат. — А если с хлебом?
— Тогда сорок шесть. Но вы же хлеба не просили.
Кандидат несколько опешил, но быстро взял себя в руки.
— Не получите вы ни копеечки, — объявил он. — Принципиально не дам, нахальство какое. Спасибо еще остывший суп, а если бы вы меня горячим ошпарили? Тогда сколько платить? Нет уж, не на того напали! Я человек принципиальный. Вы и не представляете себе, какой я принципиальный.
И вы запомните этот день. Среда, двадцатое августа.
— Ах, грозитесь? — уточнила Катерина. — Так вот, последний раз: будете платить?
— Никогда! — гордо сказал кандидат. — В суд подам! Ишь, сама разлила, а я плати! А в другой раз коньяк марочный понесете и тоже уроните, я и за коньяк плати?
— Коньяк не носим, — сказала Катерина. — Рижский бальзам только.
— Вот, или бальзам! — закричал кандидат и вдруг осекся.
— Что вы сказали — бальзам?
— У вас и со слухом неважно? — запальчиво уколола Катерина. — Бальзам я сказала, рижский.
Кандидат нервно хохотнул.
— Ну уж, рижский! Когда это было — рижский. Уж и забыли, что это такое.
— Забыли — вспомните, — прохладно сказала Катерина.
— Имеется.
— Нет, правда? — встрепенулся кандидат. — А вы… а вы не принесете?
Катерина пожала плечами и с интересом стала смотреть в окно поверх кандидата. За окном промелькнула какая-то станция, названия Катерина прочесть не успела.
— Ну, пожалуйста… А, достопочтенная? — робко попросил кандидат.
— А принципиальность? А суд?
— Да это я пошутил! Ерунда какая! — взмолился кандидат.
— Я заплачу за рассольник. Действительно, вы ж не виноваты, что у меня нога нестандартная. Вы на работе, а я тут валяюсь, как нерпа. Вы мне дайте еще один рассольник, хорошо? Вот рубль, мы и квиты. А вы уж бальзамчику, а? Это не мне, это у нас в институте профессор один, старичок. Очень просил, если встречу, бальзаму ему купить. Жаль старичочка.
— Для начальства, значит, стараетесь. — Катерина поставила полный судок перед кандидатом. Тот торопливо стал хлебать, с преданностью заглядывая в Катеринины глаза.
— Ух, вкусно! — сказал он, облизывая ложку. — Люблю прохладный рассольник. Спасибо вашему повару. И вам спасибо. Так принесете?
— Да принесу, принесу, не волнуйтесь, — насмешливо сказала Катерина, нагибаясь за упавшей крышкой от судка. — Закончу вот с первыми и принесу сразу. Угодите вашему профессору, глядишь, и он вам зарплату прибросит.
Так, что ли?
Кандидат хихикнул, умиротворенно вытянулся на своей полке и скоро задремал.
…Неся тяжелую темную бутыль, Катерина вошла в третий вагон.
Она мельком глянула в окно и не поверила своим глазам. На станционном здании красовалась совсем уж необычная вывеска. Станция называлась «Сердце».
Катерина подумала, что, не иначе, на станции этой живут только добрые, отзывчивые люди. Скандалистов и склочников здесь просто не прописывают.
Задумавшись, она …
И еще, я считаю, очень важно вовремя закончить рассказ.
Святослав СПАССКИЙ
