Ровно год назад в №1 Крокодила за 1949 год появилось сообщение о небывалом усердии одного из студентов Полтавского педагогического института.
Феномен! Посвящая учёбе лишь короткие досуги, этот студент-заочник, загружённый к тому же ответственной работой, за несколько месяцев легко одолел пятилетнюю учебную программу, проскакал галопом по всем пяти курсам исторического факультета и на полном карьере получил на руки диплом. Лихо!..
Заметка Крокодила вызвала в Полтаве шумные толки. В души полтавчан заметка заронила сомнение и даже, прямо скажем, некоторое недоверие к учебным доблестям резвого историка. Но бюро Полтавского обкома партии решительными действиями опровергло заметку в Крокодиле и пресекло вредные настроения:
— Павла Калениковича Колинько полагать учёным!
Не всякому студенту выдаётся в придачу к диплому этакое авторитетное гарантийное постановление, но Павел Каленикович и не был простым студентом. Он был секретарём обкома партии по кадрам, затем стал председателем областного совета профсоюзов. И таким он был выдающимся студентом, что сам начальник управления педагогических вузов Министерства просвещения УССР тов. Г. 3. Ивашина благоговел перед его скреплённой печатями эрудицией. В особом письме, касающемся заметки в Крокодиле, Г. 3. Ивашина засвидетельствовал, что собственного мнения по этому делу у него нет и не предвидится, поскольку образованность Колинько уже подтверждена бюро обкома.
— Погодите, теперь мы сами возьмёмся, — сказали в Министерстве высшего образования. — Обяжем проверить. Прикажем расследовать. Предпишем разобраться.
Приказывали, обязывали и предписывали целый год. Устно и письменно, по телефону и телеграфу. И так как министерским контролерам не под силу оказалось за один год выполнить столь сложную работу, мы пошли им на выручку. Мы поехали в Полтаву, так и не дождавшись комиссии. Поехали в канун первой годовщины со дня появления заметки.
Итак, мы в Полтаве. В доме № 9 по улице Сковороды нас приветливо встретил новый директор института — тов. Кирса.
— По тому делу? Как же не знать, — хитро улыбнулся он. — Знаю, хотя я вообще человек новый. Присаживайтесь, располагайтесь, берите вот эту папку…
Папка с нашумевшими документами студента-заочника П. К. Колинько хранилась в сейфе как вещь, сугубо секретная.
И мы занялись раскрытием секретов.
Берём в руки зачётную книжку, испещрённую подписями преподавателей Данишева, Крестинина, Каган, Лозовского и других. Студент так бурно и стремительно овладевал науками, что иной раз преподаватели в две смены, даже в выходные дни трудились, принимая у него экзамены. Но благодарный студент великодушно щадил драгоценное время педагогов. Приедет, бывало, Павел Каленикович в институт и попросту даст свою зачётную книжечку преподавателям на подпись. Глядишь: полкурса без особых хлопот оформлено. Раскроет заочник книжицу со свежими отметками и, замирая от удовольствия, чувствует прилив новой энергии: что бы этакое ещё сдать сегодня? Разве психологию окинуть с плеч или по истории, педагогике пройтись? Преподаватель, беря зачётную книжицу, вежливо осведомляется:
— Вам как сделать: за семестр или за весь курс?
— Да уж давайте сразу, знаете, чтоб лишний раз не ездить…
За буквальную точность этих диалогов мы, разумеется, не ручаемся, так как в студенческих документах фиксировались лишь заключительные слова экзаменаторов: «хорошо», «отлично» и «зачтено».
Науки легко давались Павлу Калениксвичу: в субботу в один присест сдал четыре экзамена. Проснулся рано утром в воскресенье, побежал в институт. Поднял Колинько на ноги экзаменаторов, те явились, жертвуя воскресным отдыхом ради науки, и восхищённо взглянули на усердствующего ученика:
— Государственный? Пожалуйста, сию минуту…
Почему же в Полтаве скрывали такое выдающееся дарование? Секрет вот в чём.
Не знаний жаждал прыткий заочник. Диплом, аттестат, документ о высшем образовании — вот что пленяло его воображение!
И так ценили в нём этот спортивный азарт добрые, отзывчивые преподаватели, что глазами, полными слёз умиления, не могли заметить 96 орфографических ошибок, собственноручно сделанных нашим историком в контрольной работе по русскому языку незадолго перед триумфальным окончанием института. Где же Павлу Калениковичу до орфографии, если надо было в рекордные сроки пройти, пролететь, проскакать столько сложных и трудоёмких наук!..
Обо всём этом узнали мы из совершенно секретных бумаг, хранящихся в сейфе института.
Василий Сергеевич Марков, первый секретарь Полтавского обкома, на следующий день внимательно выслушал наши яркие впечатления и спросил:
— Неужели вы хотите спустя год вернуться к этому вопросу? Ведь за давностью уже полагается, кажется, предать его забвению?
Но мы не хотим предавать забвению такие примечательные события из жизни некоторых членов бюро Полтавского обкома. И именно поэтому мы возвращаемся к прошлогодней заметке, которую так хотели бы забыть товарищи из обкома.
Полтава
М. ШУР
