Живу в Жодино, по соседству со знаменитым БелАЗом. Работаю в политехникуме преподавателем английского. Беллетристикой зачитывалась с детства. Так натренировалась, что захотелось писать самой. Взяла перо, написала, перечеркнула, опять написала. Затем просветы между вычеркнутым собрала воедино. Получилось юмористическое. Послала в «Крокодил».
Валентина ШЛЯХОВА
Сима работала приемщицей стеклотары, и Милюков регулярно сдавал ей пустые винные бутылки. Так они и познакомились. Первое свидание Милюков по привычке назначил ей в подворотне и по той же привычке пришел на свидание с другом Сеней Морозовым. Сима поняла, что Милюкова надо спасать и что борьба будет продолжительной. Прежде всего надо было избавиться от Сени Морозова, и Сима за свой счет купила ему путевку в профилакторий.
Сеня принял путевку безоговорочно. Но Милюков был неукротим — его упрямо тянуло в подворотню.
Тогда Сима пошла на хитрость: она предложила встречаться под Триумфальной аркой, и Милюков согласился. Он сразу оценил арку, решив, что это подворотня, специально выстроенная для культурных людей.
И все же основные испытания были еще впереди. Предстояло три: больших праздника, и каждый с непременным застольем — День читателя, День летчиков и День знатоков уголовного права.
В День читателя Милюков с утра собирался с приятелями спрыснуть нашумевший детектив, но Сима мягко и властно увела его в детскую библиотеку. Там всякого, кто с выражением рассказывал наизусть стихотворение, угощали фруктовой водой.
Милюков пришел в азарт, выпросил в читальном зале книжку стихов, учил их одно за другим и через полтора часа выволок из буфета ящик лимонада. Этот праздник прошел нормально, если не считать, что Милюков, уже одетый, успел забежать на выставку зарубежного романа и хлебнул коньяку около стенда с произведениями Ремарка.
На День летчиков Сима предварительно разжилась билетами для воздушного путешествия на вертолете.
Спиртное в воздухе категорически запрещено, и люди вокруг очень солидные, думала Сима, удобнее устраиваясь в кресле. Их окружало несколько семейных пар. Но едва лишь вертолет набрал высоту, как мужья стали стремительно отделяться от жен и группироваться по трое. Женщины плакали. В вертолете не оказалось ни одного трезвенника, кроме пилота, и они боялись, что алкоголики захватят вертолет и посадят его у какой-нибудь пивной. Но внизу тянулись только непроходимые булочные и детские кухни, так что вертолет приземлился, как и предполагалось, после семи вечера. Прогулка закончилась тоже вполне благополучно.
Ко Дню знатоков права Милюков вызубрил уголовный кодекс, но по конкурсу в знатоки не прошел. Жюри позволило тройке призеров сбегать за бутылкой, а Милюков потащил ошеломленную Симу к ресторану «Орленок». И все-таки Сима терпела.
Сима терпела до тех пор, пока в комнате Милюкова не появился лозунг, написанный аршинными буквами, — цитата из Пушкина. «Я пью один» — было написано на лозунге.
Смертельно обиженная за двух дорогих ей людей — Пушкина и Милюкова, Сима сорвала лозунг шваброй и разрезала его надвое. Уходя, она решила, что уходит навсегда, и подала заявление о переводе ее на работу по семейным обстоятельствам в другой пункт.
Прошло три месяца, и однажды она снова услышала знакомое хрустальное бренчание стеклопосуды, которую на знакомой тележке везла знакомая фигура. Это был Милюков.
—Сима, это я, — сказал он.
«Двенадцать километров отмахал, шутка ли дело», — с нежностью подумала Сима.
— Подумаешь! — сказала она вслух и даже не взглянула на Милюкова.
— К нам многие ходят. Такое уж у нас учреждение.
— Сима, — покаянно заговорил Милюков, — я теперь курсант. Я посещаю курсы по борьбе с пьянством.
Вчера сдал зачет по маркировке вин, а завтра встреча с долгожителем.
— Сдашь и на долгожителя, — равнодушно сказала Сима. — Все новости, что ли?
— Есть и еще. — Он вздохнул. — Помнишь, у меня картина была над кроватью? Такой веселый мужик в шляпе и со здоровой чаркой в руке, и женщина у него на коленях.
— Как можно! — вскипела Сима. — Мужик с чаркой! А «Автопортрет с Саскией» не хотел? Пошляк!
— Я и сам решил, что он такой, — поддержал ее Милюков. — За это я его и убрал. У меня теперь там другая картина висит — «Чаепитие в Мытищах».
— Вы проходимец от искусства, Милюков, — холодно заявила Сима.
— Это он образованность пущает, — успокоила ее старшая приемщица Настасья Фараоновна. — Знаем таких. Нестандартные бутылки, видно, принес. Уж как такие стараются!
Один, помню, за две бутылки из-под виски мне полчаса оперу Пуччини пел.
— Так-то ж Пуччини, Настасья Фараоновна! — Сима задыхалась от возмущения. — А это кто? Наглый Милюков с вредными наклонностями.
— Сима, — заныл Милюков. — Я с тобой ходить хочу. Ты думаешь, это легко? Но я все равно хочу. Я понял, что тебя полюбил, когда ты переехала.
— Нет, — твердо сказала Сима. — Мне нужна возвышенная любовь.
— Я уже и к возвышенной готов, — сказал Милюков. — Я к ней полтора месяца готовился. Поэтому раньше и не приходил. Не хотел, чтоб неподготовленный. Сима, в твоих руках моя человеческая жизнь. Да или нет? Теперь или никогда!
— Бессовестный, — сказала Сима, пораженная альтернативой.—Тару давай!
И Милюков прямо в склад отгрузил три ящика чистых молочных бутылок.
г. Жодино
